суббота, 7 декабря 2013 г.

Леонид Агутин: Вся правда о телепрограмме «Голос»

«У меня на ушах вкусы сограждан»

Леонид Агутин рассказал «Ленте.ру» о компромиссах, музыке для народа и «Голосе»



Леонид Агутин
Леонид Агутин

В воскресенье, 8 декабря, в «Крокус Сити Холл» пройдет концерт Леонида Агутина, посвященный его 45-летию. За пару недель до этого у певца вышел новый альбом «Тайна склеенных страниц», поэтому на концерте помимо старых вещей прозвучат и совсем новые песни. Впрочем, сейчас эстрадную популярность Агутина заслонил телевизионный успех — певец в качестве одного из наставников участвует в вокальном шоу Первого канала «Голос». «Лента.ру» поговорила с Леонидом Агутиным и выяснила, почему в России так не любят мажор и почему отечественный слушатель равнодушен к песням Уитни Хьюстон в исполнении российских певцов.



В интервью «Ленте.ру» Леонид Агутин рассказал о том, как он сочиняет и записывает свою музыку. При этом, по словам певца, вкусы россиян нередко вынуждают его идти на компромиссы — упрощать собственные сочинения до «съедобной» формы. Агутин также объяснил, почему отечественному исполнителю трудно выйти на западный музыкальный рынок, — оказалось, что собственное тщеславие артиста является далеко не последним препятствием на этом пути. Наконец, Агутин рассказал, куда уходят талантливые победители разного рода вокальных конкурсов и почему «Голос» — это своего рода музыкальная Олимпиада.

«Лента.ру»: У вас 25 ноября вышел новый альбом. Как он продается?

Леонид Агутин: Он в первый день в iTunes был на второй позиции. А сейчас даже и не знаю, не спрашивал.

У вас в последнее время выходит много дисков. Кажется, только в этом году три штуки?

Ну, у меня и раньше больше трех лет не было перерыва. Но тут будто прорвало. Я вообще в этом году много чего сделал.

Расскажите подробнее?

У меня был в Юрмале юбилейный концерт, тридцать два номера — все надо было подготовить, новые версии для каждой песни написать, сорок артистов собрать и с ними отрепетировать. На мой взгляд, знаковое событие получилось: трехчасовой прямой эфир на центральном телевидении, абсолютно живой концерт. И без накладок прошло, просто удивительно! Большой живой концерт — не только для нас редкость, но и на Западе такое редко бывает, ведь те концерты, которые мы смотрим на DVD, живые концерты, они все-таки смонтированы, смиксованы, иногда даже переписаны.

А помимо концерта была еще запись пластинки, подготовка к другому юбилейному концерту, уже в «Крокус Сити Холл». Там тоже надо многие номера готовить. «Голос» вот много времени забирает.




Где писали альбом? Где сводили?


Записывали в Твери, где и большинство моих пластинок, в студии SALAM. Я там работаю с 91-го года, то есть 22 года уже. До того, как я к ним пришел, я всего две пластинки — хотя какие пластинки, кассеты — записал. Но никак не мог найти соратников по звуку, чтобы могли со мной вместе творить, а не просто время отрабатывать. В общем, нашел таких ребят, которые тебя без хорошего материала не отпустят, в Твери.


Сейчас я часто в Москве могу записывать какие-то отдельные треки — в Тверь не наездишься постоянно. Или можем сводить в Штатах. Но начало процесса, создание аранжировки все равно по-прежнему происходит в Твери, потому что я привык. Там стены родные, там я запираюсь на два-три дня и выдаю.


Ну какие-то референсы у вас были?


Естественно. Набор приемов, знакомых ладов, фишек у любого музыканта есть. За основу я брал латинские, кантри и блюзовые приемы. Все это ставилось на собственную мелодическую фактуру, получался симбиоз. Но в конечном итоге все равно невозможно было делать похожее на кого-то конкретно, потому что поп-музыка — это самый сложный жанр. Хорошо, если есть гитарист, который почти как Пако де Люсия, но при этом не копирует его полностью, а делает что-то свое. Мне такого музыканта найти повезло. Это Саша Ольцман, который сыграл все гитары на первой пластинке. Он когда-то работал в группе «Поющие сердца», в которой мой папа был директором и гастрольным менеджером. Саша меня помнил маленького еще, а потом я его случайно встретил, попросил помочь. А он говорит: «Ты не представляешь, я три года просидел в испанском кабаке и так набил руку на фламенко, я тебе точно помогу!» Я обрадовался, но, признаюсь, такого уровня, какой он показал, я не ожидал. Он просто гений. И при этом он фламенко играет, но совершенно по-нашему, по-русски.


Когда вы так говорите, я себе представляю Am-F-C-E, сыгранные в ритме фламенко.


Ну не до такой степени по-нашему (смеется). Чтобы вы понимали, какого уровня он музыкант, я историю расскажу. Мы в 94-м снимали в Испании клип «Того, кого [не стоило бы ждать]». У нас был свободный день (дело было в Барселоне), и мы пошли перекусить в старый город. Нашли там типично туристическое место. Сидит там гитарист играет, фламенко танцуют.


Гитарист очень хороший играл, и я спросил, может быть, он мог бы сыграть с нашим гитаристом. Нам объяснили, что это невозможно, что у него профессиональный инструмент, в общем, никак. Мы посидели, стали собираться и в гардеробе столкнулись с этим гитаристом. У него тоже рабочий день закончился. И как-то Саша попросил у него гитару просто попробовать. И дальше мы два часа сидели в этом гардеробе, играли. Гитарист обалдел просто: человек из Москвы, а так фламенко играет...


Хорошо. А как вы воспринимаете свое творчество в контексте мирового?


Мне очень сложно воспринимать в мировом контексте свое творчество. Я все-таки человек сплошных компромиссов. Я воспитан на форматах, на русском радио. У меня на ушах вкусы сограждан. То есть мне иногда приходится где-то жалеть аудиторию, заключать в четыре четверти что-то, что можно было сделать на пять. Или упрощать какие-то вещи. Чуть-чуть отойти в сложный бридж, а потом вернуться к съедобному припеву. Просто чтобы запомнилось.


У меня были попытки, даже довольно успешные для той музыки, которую я делал, выйти на международный рынок. Мы с Cosmopolitan Life как-то один раз очень хорошо продались в Германии. Очень хорошо. Но я сделал ошибку, пошел на поводу у немецкого продюсера, который предложил распространять диск по всему миру. В результате большие средства были потрачены на продвижение диска в разных странах. Это было глупостью. Надо было хвататься за ту страну, в которой хорошо идет, и дожимать, а мы этого не сделали. Но мы решили, что это все же нормально, и надо покорять Италию, Восточную Европу, Америку.


Тщеславие сыграло роль?


Да, тщеславие сыграло свою нехорошую роль. А нужно было стать, скажем, гастролерами одной отдельно взятой европейской страны. И потом уже думать, что делать дальше. Вплоть до выпуска следующей пластинки.


Но что было, то было. Второй раз в эту реку войти невозможно. Вообще у нас с тем альбомом сложно вышло: для интеллектуалов — это поп-музыка, а для любителей поп-музыки — это слишком сложно. Непонятно было, через что промоутировать. Не MTV и не джазовые фестивали, вот что это? Мексиканскую музыку обычно транслируют на радиостанциях, на которых звучит обычный деревенский латино. То есть совсем в жанре, куда ты никак не можешь попасть, потому что ты с акцентом, потому что ты делаешь не совсем, как у них, а нужно чтобы совсем как у них.


Когда я слушаю какое-нибудь мексиканское радио, я понимаю, что я, ребят, по сравнению с вами просто Бетховен, вернее Моцарт, любая моя песня будет по крайней мере чем-то новым для вас. Песня «Остров» должна быть у вас суперхитом, потому что никто из вас такую песню даже приблизительно не придумал. Вы такие предсказуемые все ужасно, вы даже боитесь влево-вправо отклоняться. Но они такие и есть, им не нужна «другая» песня, им нужны свои, чтобы 180-ая была похожа на 179-ую песню. И именно это им нравится, и именно от этого они получают удовольствие.


А как же цифровые способы распространения?


Все равно надо начинать с нуля. У меня сейчас много предложений, в частности из Штатов. Конечно, сейчас не нужно быть молодым человеком, которого Sony берет на большой бюджет. Сейчас неважно, сколько тебе лет, неважно, что ты играешь, ты найдешь своего потребителя. Сейчас, говорят, ты двадцать тысяч пластинок продашь и у тебя уже, считай, золото, потому что это очень круто. Но я говорю: «Я уже стар для этого».

Вам же всего 45 лет, откуда вдруг «я уже стар для этого»?


Да, но мне ужасно лень снова начинать доказывать. Опять все эти тьюторы, петь по-английски. Я и так здесь что-то доказываю постоянно — музыка непростая, мучаюсь, что массовое что-то тяжело сделать. Но все-таки здесь меня знают. Есть очень много артистов в Штатах, которым семьдесят и они популярны, но когда-то они были популярны в двадцать. С нуля никто не начинает. А я бы еще сам кого-нибудь продюсировать хотел бы.

Ну, вы сами жаловались на компромиссы. А там могли бы попробовать что-то новое. Не ограничивались бы мнением слушателей.


Это почти слово в слово доводы тех, кто уговаривает меня уехать. Говорят, мол, там ты сможешь, уже не задумываясь о формате, сделать как сам захочешь. Мол, у тебя много русских поклонников, они поймут. Я им объясняю, что русские по-другому устроены. Русским не нужна пластинка на английском языке. Знаешь, когда Марк Энтони довольно среднюю, серенькую пластиночку записал (с электронными дудками), он с ней выступал в Madison Square Garden. Так вот, он два полных Madison Square Garden'а битком собрал. На 90 процентов это были латиноамериканцы, которым пофигу было, что сыграно не в живую! Человек по-испански поет в Америке, он наш, мы придем, скажем «Viva Cuba! Viva Argentina!».


Русские немножко по-другому: «Ой можно подумать, можно подумать, ну я не знаю, сейчас вы будете в Америке звездой!» Нет вот такого: «Наш, вот мы за него сейчас!» Наш должен знать свое место. Пой на русском, не надо начинать этот выпендреж. Для американца твой акцент будет забавный, симпатичный, а для русского он будет свой, русский, это им не нравится. Вот не надо этого, ты вот давай, делай как делаешь и не выпендривайся, пожалуйста.


Да и в «Голосе» есть несколько человек, которыми я бы хотел заниматься. Это отберет очень много времени.

А сколько времени уходит на «Голос»?

Мне кажется, что все время! (смеется). Я постоянно думаю о проекте. Дело даже не в том, сколько времени уходит на репетиции, а в том, что голова постоянно в процессе. Довольно сложно составить все эти программы, чтобы и номера были интересные, и каждого человека из моей команды в выгодном свете представить.

Шоу «Голос» выходит на Первом канале и является отечественной адаптацией оригинального формата The Voice of Holland. Отличительной особенностью передачи является ее ориентация на полупрофессионалов, то есть уже состоявшихся вокалистов.


Первый этап шоу представляет собой слепые прослушивания: члены жюри (их четверо и они называются «наставниками») сидят спиной к поющему на сцене конкурсанту. Если певец понравился, наставник нажимает на специальную кнопку и разворачивается к певцу. Это означает, что певец попадает в команду этого наставника. Если к одному певцу повернулось несколько наставников, то по окончании песни он сам выбирает, в какой команде хочет быть. В конце первого тура у каждого наставника оказывается по 14 участников.


А вы ставите перед собой и такую цель — представить каждого?


Да, конечно. Мне очень важно, чтобы ребята по максимуму получили от этого проекта. Он для каждого из них должен стать событием. Ну и, как я говорил, с некоторыми хочу потом поработать. Имена сейчас не назову, а то гении еще могут и сами не захотеть.


Внимание к вам со стороны иностранцев как-то связано с участием в «Голосе»?


Да, это же мировая сеть, корпорация. Если ты участвуешь в этом проекте, то считается, что ты у себя в стране признанный человек, и это круто. Надо понимать, что судьи в разных странах всегда сидят примерно в одном порядке. То есть Градский сидит на месте, где сидит Том Джонс, Дима Билан сидит на месте, где сидит кто-то из R&B или рэп музыки. Женщина в жюри всегда одна, а я сижу на месте профи примерно моего возраста, то есть лет 40. Это обязательно, вне зависимости от страны, крайнее левое кресло.


Недавно я был в Майами, на студии Criteria Hit Factory (помогал дочке записать альбом, у нее группа Without Gravity). Меня там все хорошо знают. И вот, когда мы записывали, прибежал шеф студии и говорит: «Voice, ты молодец, я видел все». Им все равно, и в Иране тоже Voice, не важно где. В эту контору просто так не берут, как бы считается.


Если не секрет, вы кого-нибудь из «Голоса» планируете позвать на юбилейный концерт в Крокусе?


Я придумал номер, «Босоногий мальчик» будет в такой медленной самбе. Там будет огромный развернутый бридж на португальском языке, который будет петь вся моя команда хором. Минимум нужно двенадцать человек, чтобы это прозвучало. Лучше — больше. Вот такое будет их участие, слава богу, никто не отказался.


Есть еще несколько известных гостей, без которых нельзя. Я не могу петь «Аэропорты», могу в концертах петь, но по телевизору не могу ее спеть без Володи (Преснякова — прим. «Ленты.ру»), просто нехорошо, некрасиво, да и скучно.


На втором этапе проходят вокальные дуэли — наставники разбивают своих певцов на пары. Они исполняют подготовленные с наставниками номера, после чего наставник публично оставляет одного из дуэлянтов, отправляя второго домой. Каждый из наставников имеет еще два вакантных места, которые он может (и должен) заполнить отсеянными участниками из других команд. В конце этого этапа у каждого наставника остается по 9 участников.




Вы знали, что эта песня довольно популярна в караоке? Как «Рюмка водки» Лепса или «Без тебя» Михайлова.


Да-да, я знаю. С этой песней вообще была целая история — мы ее целый год носили по радиостанциям. Радиостанции говорили: «Да вы что? Темный лес! Вы что, рок? Это сложно». Там же мажор, потом в миноре припев.


Чтобы протолкнуть эту песню, мы с Володей почти год ходили с ней на все съемки в Останкино, на все эти Дни работника народного хозяйства, сборные солянки под фанеру. Мы клип показывали, песню полгода на радио директор мой носил. В результате она из-за телевидения и раскрутилась. Потом ее взяли на радио и бац — «Золотой Граммофон»!


А потом проходит пару лет, я несу новую песню — «Время последних романтиков». И что мне говорят? Правильно. Что это сложно, не, этого не надо.


Вы сказали про мажор. У нас же народная музыка либо грустная, либо очень грустная. Вон, даже веселые детские песни — «Учат в школе», «Голубой вагон», про волшебника и день рождения у Гены — все в миноре.


У нас в стране к мажору очень странное отношение. Это фирменно, это музыкально, это современно — делать грустные баллады в мажоре. «Аэропорт», в принципе, тоже тяготеет к мажору. Но там минорный припев. Если нет минорного припева — все, ничего не получится. А у меня ведь есть песни — «Время последних романтиков», «Игрушки», так там мажор полный. Чистый, фирменный мажор: блюзовые ходы, пониженные ступени, тяготение к каким-то развернутым аккордам. Но такая музыка почему-то у нас в стране не прижилась...

А как вы относитесь к интернет-пиратству?

Как я могу относиться к пиратству? Никак. Да меня это и не должно интересовать. Это вне моей компетенции.


То есть, если вы видите у кого-то в «Вконтакте» свою песню на стене, вы, в отличие от Сергея Лазарева, ужаса не испытываете?


Третий этап «Голоса» похож на второй с той лишь разницей, что участники выступают тройками и наставники выбирают двух из трех. Никаких спасений в этом туре не предусмотрено. По его окончании у всех наставников остается по 6 участников. В настоящее время идут прямые эфиры, когда участники выступают вживую и отсеиваются голосованием зрителей. Первый эфир состоялся 6 декабря 2013 года.



Нет, я могу этот ужас испытать, если я уже договорился с выпускающей компанией, а песня появилась еще до выхода альбома. Это, конечно, неправильно — еще подумают, что это я сделал, слил. А у меня договор. А все остальное — не моя забота, а забота выпускающей компании, пусть они переживают.

Да и не замечал я, если честно, чтобы в Фейсбуке много музыки слушали. В основном фотки рассматривают. Стишок могут заценить. А в других соцсетях меня и нет.


В третьем «Голосе» участвовать не собираетесь?

Сам не знаю, но скорее мне не хочется. Должен быть другой человек, который будет все по-новому делать. Боюсь надоесть, я же сделал в принципе, что мог. Сделал неплохо. Кто-то должен меня сменить.

Да и мне морально это тяжело — каждые полгода. Первую половину года Юрмалу готовил, вторую — «Голосом» занимаюсь. А жить когда?


Как вам второй сезон?

Хороший, удачный и сильнее первого. Это же конкурс для профессионалов, а в чем прикол тогда? Это не «Фабрика звезд», здесь не учат петь. Здесь уже в первом туре отбирают только тех, кто умеет петь. А умеют петь кто? У кого есть опыт.

Когда на слепом туре выбирали людей, было проще? Представляли себе, кого сведете в пары?


Нет, не представлял. У меня нет принципа: костяк взял, а дальше на выброс. Это нехорошо, на мой взгляд. Я всех набрал абсолютно осмысленно. Потом ведь очень тяжело расставаться, но ничего не поделаешь. Я очень много трачу времени на тренинги психологические, чтобы они понимали, что мы делаем концерт, мы делаем шоу. Главное, быть частью чего-то очень хорошего. Это важнее, чем быть самым лучшим у себя дома, в четырех стенах. Что даже один-два раза выступить с лучшими — это уже очень здорово.


Вот есть певица Нюша, которая выиграла «СТС зажигает суперзвезду». Не сгинула на корпоративах и вроде даже поет. Но поет на 10 процентов от возможностей — она же ведь и блюз умеет, и вообще. А что будет дальше, по-вашему, с участниками «Голоса»?


Блюз, джаз, соул, фанк, р'н'б и очень сильные, мощные голоса — это для нас то же самое, что спортивное соревнование. Это воспринимается только в рамках конкурса. Вот пока идет конкурс, очень важно, кто лучше споет Уитни Хьюстон. И все, кто любит шансон, кто любит русский рок, кто любит русскую поп-музыку, во время этой Олимпиады, чемпионата России по голосу, собираются — им интересно, им нравится. Но как только заканчивается конкурс, никому Уитни Хьюстон больше не нужна.


Это очень странно. У нас довольно много иностранной музыки.


Так я про это говорил. Им можно, нашим нельзя. Simply Red приезжают и собирают Олимпийский. Simply Red. Мелодично, но сложно. Но довольно просто для меня. Для меня это элементарно. Я могу это делать просто вот так. (Щелкает пальцами). Но мне нельзя это делать. Не надо, спасибо, чувак, для этого есть Simply Red.




А в чем причина?

Этот вопрос, на который я не могу ответить. Я только знаю, что это так. И при этом постоянно говорят: у нас так не могут. А как же мы это сможем, если вы, слушатели, нам этого делать не даете, вы не хотите от нас это слышать? Радио у нас этого не берет. Мы-то хотим делать что-то посложнее — пусть те же три аккорда, но по-другому взятые, нажатые в другом ритме, сделанные в другой гармонии. Но вы хотите слушать то, к чему привыкли. Как мы можем стать звездами, не делая то, к чему вы привыкли? Мы не можем. С нашим умом и талантом сидеть дома и кричать «Я непризнанный гений!» мы отказываемся, ребят. И если вы хотите это слушать, значит, мы используем наши приемы, которые мы знаем, более или менее так перемежая их с вашими, но не унижаясь сильно, что бы вам было понятно.


Вот ты, скажем, инженер. Тебя спросят: ты хороший инженер? А ты такой в ответ: мол, меня просто пока не поняли, поэтому я ничего не построил. Как? Значит, ты плохой инженер. Чем больше ты получаешь, тем лучше ты делаешь свою работу. Поэтому приходится ее делать таким образом.


Это замкнутый круг. Что касается культурных приобретений, то все постепенно, по чуть-чуть: вот эта песня шлягернула, а вот эта нет. На эту ты ничего не потратил, которая шлягернула, она просто выстрелила, а на эту ты потратил восемьдесят тысяч долларов на клип. Ее две недели показывали и все. Зато она в моей жизни есть. Вот такая у меня работа, и есть те пять процентов слушателей, которые обратили внимание на это, — им стало не так грустно, тем, которые понимают. Все-таки есть у нас что-то такое, что-то святое еще. Есть у артиста, понимаешь. Я обязан баловать этих людей, неокупаемых, хотя мне это стоит денег. Но я окупаю это какими-то другими вещами. Вот и все. Песней про шофера, например.

Вот вам 45. Где вы видите себя еще через 25 лет?
Не знаю. Главное, чтобы не в гробу.


Ну, например, где вы будете жить? Тут? У вас дочка в Америке. Будет к маме и папе, как в деревню, в Россию приезжать?


Очень сложный вопрос. Жизнь меняется быстро. Просто я хочу, чтобы дети мои прожили без глобальных потрясений, которые способны перевернуть их навсегда в худшую сторону. И это главное, что я хочу.


Привозить ее не собираетесь обратно в Россию?


Нет. Я просто не хочу сейчас, на этом этапе, взять и все в ней поменять. Слава Богу, русский она не забывает, это единственное, что я у нее сейчас прошу. В остальном жизнь идет, если она сама захочет в двадцать лет приехать, то приедет. Не буду ее трогать принципиально, чтобы никаких потрясений. В том числе и политических.



Она там с бабушкой и дедушкой. Не переживаете за нее?


Конечно переживаю. Не хочу, что бы ее кто-то обидел, кто-то сердце ей разбил. Любой отец думаю за ребенка волнуется.


Я помню себя в 15 лет, я был уверен в том, что я умнее родителей. Мол, тут мне помогите, а дальше я сам. Она абсолютно такая же. Я, знаете, так хотел сына, а получил дочь, со всеми теми способностями, которые мне хотелось бы видеть в сыне. И, может, это лучше, чем если бы родился сын, но с другим складом характера, ума и так далее. В то же время я очень за нее беспокоюсь, потому что вижу в ней все-все те же самые комплексы, какие-то опасные рифчики, на которые она по жизни может наскакивать. Ее открытость, ее сердечность, ее отношение к людям, ранимость, постоянное творческое состояние, состояние жизни в придуманном мире.


Все это сложно и опасно, и для девочки даже опаснее, чем это было для меня, для мальчика. К чему все это приведет, я не знаю, не знаю, кем она станет, какую карьеру выберет. Быть может, она вообще не будет музыкантом. У нее ведь вообще очень мощные литературные способности. То, что она пишет тексты, это одно. Но она же еще пишет прозу, меня даже специально вызывали в школу ее педагоги, говорили, что ей следует плотнее заниматься литературой. У нее талант, она может начать писать серьезно уже скоро. Опять-таки по-английски. Тяжело это пережить. Я сам человек, работающий со словом и хорошо знающий литературу и историю. Она не может в тонкостях понять, что делаю я, а я не могу в тонкостях понять, что делает она. Это не очень...


Современную музыку слушаете?

Нет, не слежу, слушаю что подвернется. В основном околоджазовую музыку и, честно говоря, больше старье.


За политикой, экономикой следите? Новости читаете?


Ну да, я же взрослый человек. Вот, например, Украина — очень важная для меня страна. Мне, конечно, страшно за то, что там происходит. Но политика — это очень долгий и серьезный разговор. Еще больше, наверное, чем мы с вами проговорили. Меня просто зовут, мне надо идти.




Источник:     http://lenta.ru/articles/2013/12/07/agutin/








Комментариев нет:

Отправить комментарий

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.